вчера из-за работы и из-за книги Джонатана Сафрана Фоера "Жутко громко и запредельно близко", сегодня только из-за книги. много плакала. невероятная книга. но такая грустная, невероятно грустная! соткана из отчаяния, боли, слёз и безнадёжности. из хрупких радости и счастья.
настроение было такое плохое, что я написала фик. не совсем фик, но мне норм.
на этот раз большое спасибо Дж. С. Фоеру, Инфинит и фильму "Северное море. Техас" (кстати, советую. может показаться затянутым, но всё равно хорошее кино)
аушные ХоЧжоны
читать дальше
Сончжону хочется плакать.
И, сколько бы он не проводил дней и ночей, томимый ожиданием того, что нечто в его груди, так опасно разросшееся изнутри до такой степени, что, кажется, вытолкнет наружу все так тщательно сдерживаемые им слёзы, и они польются нескончаемым потоком, который полностью иссушит его, что все его тревоги, страхи, и сомнения - всё, выматывающее его, наконец, прекратится - оно всё равно не проходит, ожидание продолжает жить в нём.
Так, измученный, напуганный, с влажным блеском в глазах, Сончжон ступает в новое лето девятнадцатого года его жизни.
***
Он приходит незаметно и неслышно - не звякает музыка ветра над не хлопнувшей входной дверью, нет скрипа старых потёртых половиц и ступеней, наклеенная на окно с обратной стороны записка "Сдаётся комната, преступно дёшево" дрожит в его руках - потому что дрожат его руки.
Ховона смущает, что в его личное пространство вторгаются так бесцеремонно и без предупреждения, и кто-то незнакомый поднимается по его обычно скрипучей лестнице так, словно уже имеет на это право, что дверь в его комнату тихо отворяется так, словно они жили здесь вместе все эти годы, но он не произносит ни слова, когда дрожащие тонкие пальцы протягивают ему объявление.
Нарушитель спокойствия молчит, словно предоставляет Ховону сделать выбор самому.
- В общем-то, всё так, как и написано, - пожимает плечами он.
- Надо въехать прямо сейчас.
Ховон критично оглядывает фигуру - тонкоруко-тонконогую, и бледную, и с таким красивым лицом, и взглядом, словно тот собирается плакать. У гостя нет ни чемодана, ни сумки, ни ранца, ни пакета, и что-то подсказывает Ховону, что у него нет ни карт, ни купюр, ни денег в карманах джинс, Ховон знает, что в карманах есть лишь последняя пластинка коричной жвачки и билет в один конец.
- Вы, конечно же, не заплатите, - он пытается выглядеть недовольным до победного, но почему-то знает, что пустит незнакомца - и он будет жить здесь столько, сколько захочет, сколько сможет, сколько получится - пока его не найдут, не поймают, не разлучат с ним навсегда.
Глаза незнакомца смотрят в ховоновы, его голову заполняют другими, чужими мятущимися мыслями, чужими страхами, чужими криками о помощи и слезами.
В открытое окно врывается шум прибоя, ветер и крики чаек, холодное море за окном пахнет странно и солью, лето только пришло, но ожидаемого тепла, как и всегда, не приносит.
Сердце Ховона на секунду замирает в его груди, чтобы, обновлённым, забиться вновь.
Так, перерождённый и переполненный целым водоворотом мыслей, эмоций и чувств, Ховон встречает своё двадцать второе лето.
***
Ховон не знает, в чём заключается главный секрет и как в этом теле держится жизнь, и как выглядят нити, привязавшие к этому телу эту душу; юноша спит по три часа в день, ничего не ест, и практически живёт на берегу - Ховон видит его усевшуюся на песок тонкую фигурку, ветер путает волосы, море обдаёт холодными солёными брызгами.
Так продолжается три недели, его молчаливость, худоба и красота, его несчастные печальные глаза, его склонённая к земле голова, и его бессонница, и его страх перед чем-то неведомым рвут на части сердце Ховону - он сам и не заметил, как оно, некогда замёрзшее в этих суровых краях, оттаяло, и он вновь полюбил. На исходе четвёртой недели Ховон выходит на берег и садится на песок прямо в домашних, мятых и хлопковых, шортах.
- Будет холодно, - предупреждает юноша.
- Да, - кивает Ховон.
- И в этом нет никакого смысла.
- Хорошо.
Но Ховон сидит рядом с ним и уставшее ныть и страдать сердце немного успокаивается.
***
- Я не знаю твоего имени, - удивляется Ховон, когда минует седьмая неделя.
С начала лета проходит месяц и ещё несколько дней, время летит беспощадно быстро, тревожат голову мысли о неминуемых переменах, робкое, тихое, почти не греющее солнце успевает обжечь бронзой, редкой для этих краёв.
- Знаешь. А если не знаешь, то это неважно, - отвечают ему. - Я ведь уже давно не принадлежу этому миру.
Впервые с их встречи Ховон улыбается. Ему даже нравится их безмолвная игра, и он не хотел бы верить, что на самом деле всё серьёзно настолько, насколько не была серьёзной вся его жизнь, и его тревожит и приводит в восторг то, как тесно переплетаются их с Сончжоном мысли - и, да, конечно, Сончжон, он знал всегда, им не нужно было представляться друг другу, все слова были лишними.
И вот тогда он пугается, улыбку смывает с лица миллионами брызг бушующего, свободного, холодного моря.
- Я не принадлежу этому миру и скоро уйду, - и всё запредельно серьёзно, и грустно, и страшно.
Сончжон полностью обнажён перед ним, он смело кидается на встречу волнам, и сражается с ними, хотя его сражение бесполезно и бессмысленно, как если бы чудак Дон Кихот сражался со своими мельницами, и когда выходит на берег, Ховону становится страшно, что Сончжон замёрзнет насмерть, и он дурак, что ни разу не подумал захватить полотенца, капли на сончжоновой коже сохнут на ветру, покрывая его солёной коркой, и Ховон обнимает его, маленького, голого, пытаясь согреть, "Я не замёрз" - шепчет Сончжон в его ухо, он уйдёт, он скоро уйдёт, он покинет его и Ховон вновь останется один, Ховон не хочет, чтоб уходил, он будет держать его столько, сколько будет нужно, не отпустит его до тех пор, пока Сончжона не вырвут из его рук, пока он не свалится мёртвый, и его крепко сжатые руки и пальцы не сломают, чтоб высвободить Сончжона из его объятий - так сильно он будет держать.
Ховон говорит: "Как же без тебя? Что мне делать без тебя? Я не отдам тебя!"
- Бесполезно, - выдыхает Сончжон.
Сончжону хочется плакать.
***
Прикасаться к Сончжону всё равно, что прикасаться руками к самому дорогому сокровищу мира.
Размышляя о прошлом Сончжона, о его странной, волшебной и необыкновенной жизни до встречи с ним и прочих, не охватываемых одним словом, необъяснимых вещах, Ховон понимает ясно и чётко - Сончжон действительно не из этого мира, он много видел и много знает, молчит только. Мысли Сончжона и все его воспоминания теперь живут и в Ховоне, они становятся его частью в ту секунду, когда они встречаются взглядами и, мир уже никогда не будет прежним, когда Ховон касается Сончжона здесь и там, он не просто догадывается - видит - память о каком событии, человеке (существе?), месте хранит его кожа.
Сончжон - это бесценный сосуд бесконечных знаний и тайн - каких только, а кто его ищет, кто его ждёт, кого он когда-то оставил? - вот главная загадка.
Ховон любит этот берег за окном, белый песок и крики чаек, голое плечо касается голого и мокрого плеча Сончжона, такого же белого, как песок, на котором они сидят, губы Сончжона солёные, как море, которому он так яростно отдавался минуты назад, целовать их так упоительно прекрасно, не нужно ничего в целом мире, всех слов всё равно не хватит, чтобы описать то, что чувствует Ховон.
Когда Ховон рядом с Сончжоном, он знает - предел всем словам и целой Вселенной всё же существует.
- Я больше не принадлежу этому миру, - повторяет Сончжон, пропуская песок сквозь пальцы.
И:
- В декабре мне должно было исполниться двадцать - это, конечно, неправда, только условности. Но разницы уже никакой. Это моё последнее лето. Хорошо, что я провожу его с тобой. Наверное, так и должно было произойти - встретить именно тебя, прежде чем уйти.
- Что я могу сделать? Чем я могу тебе помочь? - спрашивает Ховон.
Ему хочется молить Сончжона о его же собственном спасении.
Ведь он не может не знать выхода, правда?
Но:
- Ничего, - что ещё он может ответить?
- Я люблю тебя больше всех на свете, - что ещё он может сказать?
Всегда любил.
- Спасибо.
***
- Я заложник своих собственных воспоминаний, - говорит Сончжон.
- Как и я, - кивает Ховон - в спальне сохранены и расфасованы все его успехи, неудачи, глупые детские надежды и мечты - все двадцать два года по четырём коробкам.
В шесть он начинает собирать марки, но так и останавливается на трёх с половиной - потому что одна из них порвана ровно напополам и можно лишь догадываться, что за человек изображён на ней, в семь пытается собрать как можно более полную коллекцию комиксов, в восемь Ховону непреодолимо хочется путешествовать и он собирает карты, и кем-то выброшенные и потерянные билеты на поезда, самолёты и паромы, и атласы, и путеводители (на самом деле всего один), и брошюры с рекламой скидок на туры в южные страны, в двенадцать он мечтает стать художником и одна из коробок - сплошь зарисовки о том, чего никогда не было и не будет. Первая любовь, первый поцелуй, первый секс, первая книга, которую он читал днями и ночами напролёт, мечты о побеге из холодной страны, кассетные записи чужих разговоров и смеха - Ховон старается сохранить всё, что происходило, происходит и будет с ним происходить - потому что видит в этом некий смысл своей жизни, потому что знает - другого не дано, он не сбежит, он не уйдёт, не уедет, он не станет художником, он будет жить у этого моря, засыпая с закатом и просыпаясь с рассветом.
Он отрезает прядь волос Сончжона и аккуратно складывает в коробку номер пять - он заводит её специально для Сончжона и, если бы он мог сохранить в ней все поцелуи и все ночи, что с ним провёл, то немедленно бы сделал это.
Однажды он находит на своей ладони ресницу, после того, как проводит пальцами по сончжонову лицу - он сохраняет её, хотя она сразу теряется на дне коробки из под фиолетовых кроссовок, которые Ховон купил два года назад.
- Как и я, - кивает Ховон, вдыхая запах его тела, чтобы хорошенько запомнить и это.
***
- Если тебя заберут, как я смогу найти тебя?
Сончжон смеётся так ласково, что Ховон понимает - он задал слишком глупый вопрос, как ребёнок.
- Если бы это было возможно, я был бы счастлив, когда это бы произошло.
- Почему я не смогу?
- Им не нужна моя физическая оболочка - только память, мысли, воспоминания, душа. Моё тело останется с тобой. Но меня там уже не будет.
Дыхание перехватывает и голос Ховона на секунду сбивается, когда он задаёт вопрос:
- Ты умрёшь?
- Это не похоже на смерть, скорее на бесконечный сон.
Ховон боится увидеть в глазах Сончжона безразличие и смирение, поэтому он смотрит в окно - море сегодня особенно шумное.
***
Лето заканчивается.
Солнце смотрит на них безразличным жёлтым глазом, откуда-то издалека до их ушей доносятся звуки чьих-то песен, которые с каждым днём становятся всё тоскливее. Время убегает, как струящийся сквозь пальцы Сончжона песок.
С каждым днём сон Сончжона всё крепче и дольше, каждый раз когда он закрывает глаза, Ховону становится страшно, что он их больше никогда не откроет - тогда он начинает сторожить его сон и решает будить Сончжона через каждые пять часов.
Теперь сам Ховон почти не спит, но он не жалеет ни о чём - ни о осунувшихся щеках, ни о тёмных кругах под глазами - всё это, в общем-то пустяки, по сравнению с тем, что Сончжон остаётся рядом с ним.
"Я люблю тебя, я очень люблю тебя"
Сончжон спит крепко, у него красивое и очень спокойное лицо, Ховон ловит себя на том, что иногда долго разглядывает его - что ему снится, ищут ли его даже во сне, о чём говорят, как пытаются украсть душу из этого хрупкого тела-сосуда.
"Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя"
Ховон не понимает, почему так любит Сончжона, зачем не хочет отпускать, и как изменится его жизнь, если Сончжона в ней больше не будет, но всё это вопросы на которые не требуются ответы, но, если поискать - любят просто потому, что любят, потому что они должны были встретиться, потому что Сончжон искал Ховона, потому что Ховон ждал Сончжона; Ховон снова будет так одинок, если Сончжон уйдёт, Сончжона будет ждать вечный сон и неизвестность и такое же бесконечное одиночество, если Ховон не найдёт способа его удержать; Ховон не может представить, что тогда станет с его жизнью.
"Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя"
***
- Пожалуйста, найди меня, - просит Сончжон однажды - он спал невероятно долго и Ховон не мог разбудить его, и ему было страшно, так страшно, как ещё никогда в жизни.
"Я люблю тебя, что же мне делать, как же спасти тебя?!"
- Обещаю, - говорит Ховон и сам удивляется своей уверенности и твёрдости своего голоса - и тогда Сончжон улыбается ему самой прекрасной своей улыбкой и больше не боится снова закрыть глаза.
Ховон осторожно будит его, но не может - и не может сейчас, и через несколько часов, и очень поздно вечером, и на следующее утро.
- Сончжон, - тихо зовёт он. - Просыпайся. Уже утро. Ты ведь уже жить не можешь без моря. Оно ждёт тебя. Эй, Сончжон... Пожалуйста.
Сончжон крепко спит, и Ховону кажется, что он правда умер, что он даже дышит словно через раз.
Он долго гладит его волосы; он сжигает на берегу все свои удачи, мечты и надежды, запрятанные в коробки из под обуви; он повторяет себе, что обещал найти Сончжона и спасти его до тех пор, пока это не становится мантрой, его собственной молитвой и он не начинает верить в неё; он принимает душ, одевает нормальную одежду и аккуратно причёсывает отросшие за лето волосы; смотрит на море; в его ванной комнате больше нет снотворного.
Потом Ховон ложится рядом с Сончжоном, крепко сжимает его руку и закрывает глаза.
У него всё получится. Он же обещал.
@темы: кино, размышлизмы, Hoya, то, что сейчас, Зефирка, фанфики, литература, so saaad, ho to my jong, инфинито-уже-не-дети
спасибо ♥