Я обещала его к дню рождения Ли Донхэ. Потом выяснилось, что пообещала я его к 24 октября, хотя дэ.рэ этого парня было раньше. В итоге и 24 я проебала. Я просто ленивое унылое гавно, простите --____--
Наверное, через голову я так и не перепрыгнула. Однако, результат мне даже немного нравится.)
Поздравляю всех с 5-летием группы))) Это даже, блять, символично - написать фик на их дэ.рэ. xD Ничего бы не было, если бы мы все никогда не узнали об этих обаятельных ребятах))
НАЗВАНИЕ: Loneliness in Seoul. Epilogue да, я умею придумывать оригинальные названия х))
АВТОР: БеллкаО (Фебус)
БЕТА: БеллкаО
ФЭНДОМ: k-pop, Super Junior
ПЕЙРИНГ: Ынхёк/Донхэ (ЫнХэ), Йесон/Реук (ЙеВук)
РЕЙТИНГ: R
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: слэш, AU, ООС, ROMANCE!!1, повседневность, нецензурная лексика, упоминание черепахи
СТАТУС: закончен
РАЗМЕР: мини
РАЗМЕЩЕНИЕ: с моего согласия
ДИСКЛЭЙМЕР: ребята принадлежат только себе
ОТ АВТОРА: 1. Продолжение "Одиночество в Сеуле"
2. Опечатки и ошибки на моей совести
3. Просто простите меня за этот фик
читать
* за последние 30 лет популяция черных носорогов в Африке сократилась от 30 000 особей до 2 550 – господина Кибома очень интересует этот вопрос х)
** КППВ – кризис постановки под вопрос. Подробнее об этом можно прочитать у Бернарда Вербера в его «Энциклопедии относительного и абсолютного знания»
Наверное, через голову я так и не перепрыгнула. Однако, результат мне даже немного нравится.)
Поздравляю всех с 5-летием группы))) Это даже, блять, символично - написать фик на их дэ.рэ. xD Ничего бы не было, если бы мы все никогда не узнали об этих обаятельных ребятах))
НАЗВАНИЕ: Loneliness in Seoul. Epilogue да, я умею придумывать оригинальные названия х))
АВТОР: БеллкаО (Фебус)
БЕТА: БеллкаО
ФЭНДОМ: k-pop, Super Junior
ПЕЙРИНГ: Ынхёк/Донхэ (ЫнХэ), Йесон/Реук (ЙеВук)
РЕЙТИНГ: R
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: слэш, AU, ООС, ROMANCE!!1, повседневность, нецензурная лексика, упоминание черепахи
СТАТУС: закончен
РАЗМЕР: мини
РАЗМЕЩЕНИЕ: с моего согласия
ДИСКЛЭЙМЕР: ребята принадлежат только себе
ОТ АВТОРА: 1. Продолжение "Одиночество в Сеуле"
2. Опечатки и ошибки на моей совести
3. Просто простите меня за этот фик
читать
Чонун, Рёук и Хёкджэ уже сидят за столом к тому времени, как Донхэ проходит, наконец, на кухню. Освещение в комнате странное и ему как-то не совсем понятно, вечер за окном или уже утро. Вещи стоят не на своих местах, на полу валяются бумаги и Донхэ удивляется, как Рёук позволил кому-то сотворить такое с кухней. Когда он спрашивает, что произошло, ребята, кажется, не совсем понимают его, а может, и вовсе не слышат, и Донхэ уже готов разразиться гневной тирадой – ведь в последний раз кухню прибирал он, и это было вчера, и это не очень-то приятно, когда всем абсолютно по хер на твои старанья. Однако в эту минуту внимание Донхэ отвлекает нечто гигантское и зелёное, перебирающее лапами возле холодильника. Но, прежде чем Донхэ успевает спросить, как же так вышло, что черепаха Чонуна вдруг стала размером с кухонный шкафчик, его глаза встречаются с глазами Хёкджэ и он спрашивает:
- Ты же вроде как уехал?
- А ты – дебил, - отвечает Хёкджэ, и Донхэ вдруг понимает, что всё это сон, и ему бы так не хотелось просыпаться – потому что видит он Хёкджэ в последнее время только что во сне, но момент уже упущен, очертания комнаты, людей, собравшихся за столом и гигантской черепахи, размываются, а в ушах стоит писк будильника.
- Доброе утро, - бормочет Донхэ сам себе, отключая его.
Несмотря на то, что уже весна, в его комнате прохладно. Он живёт здесь уже год. И уже пять месяцев один.
...- Сегодня я плюнул в тарелку одного из наших клиентов, - будничным голосом сообщает ему Хёкджэ.
- Ну, блять, - выдыхает Донхэ, сжимая в руках телефон – слишком долго он не звонил. – Ничего лучше придумать не мог?! – он старается не выдавать волнения.
Они же просто друзья, в конце концов.
- Да он реально взбесил!! Официант – это самая неблагодарная работа в мире! – жалуется Хёкджэ, а Донхэ отводит трубку от уха, чтобы не оглохнуть от его причитаний.
- Я, вообще-то, удивлён, что ты до сих пор держишься на этой работе, - усмехается он. – Да что там говорить, я удивлён, что тебя приняли.
Хёкджэ молчит.
- Да ладно тебе... – начинает было Донхэ, но тут Хёк перебивает его:
- Донхэ, - обращается он. – Кто тебя трахает?
- Иди в жопу, Хёкджэ.
- Нет, стой! Донхэ?! Твою мать, приез... – Донхэ отключается.
Почти все их разговоры заканчиваются одинаково.
Эти пять месяцев самые бесполезные в его жизни. Он работает, приходит домой, здоровается с соседями и уходит в свою комнату. Там он слушает радио, реже выходит в гостиную смотреть телевизор. Он как-будто призрак этой квартиры – абсолютно бесполезный – вот он есть, но всем плевать, никто не замечает, никто не верит в него, никто его не боится.
Донхэ мог бы что-то поменять в себе за эти пять месяцев, Донхэ мог бы заняться самосовершенствованием в эти пять месяцев, Донхэ мог бы сходить в кино как минимум пять раз за эти пять месяцев, или завести котёнка, приучить его ходить в туалет в специально отведённое для этого место и привязаться к нему за эти пять месяцев, или мог бы заняться сексом около 50 раз – если придавать значение тому, что рассказывает статистика, хотя кому нужна эта грёбаная статистика – за эти пять месяцев, Донхэ мог бы, в конце концов, перестать зацикливаться на Хёкджэ за эти пять месяцев, но эти пять месяцев не приносят ему ровным счётом ничего.
Единственное, чем Донхэ мог бы похвастаться, так это тем, что он может спеть наизусть все песни, которые крутят по радиостанции, что он слушает – это самое нелепое и бесполезное достижение в его жизни.
Он мог бы соврать Хёкджэ, что вот как раз перед тем, как он позвонил, у него был самый лучший секс в его жизни, но он просто не видит в этом смысла. От размышлений Донхэ отрывает очередной телефонный звонок. Он хочет сбросить его, но, взглянув на дисплей, видит, что это не Хёкджэ. «Ким Кибом» - высвечивается на экране и Донхэ тут же принимает звонок.
- Ну, так ты придёшь? – спрашивают у него.
- Конечно, - улыбается Донхэ, понимая, что даже если бы он и не хотел приходить, отказать бы всё равно не получилось.
По стечению обстоятельств именно Ким Кибом оказывается тем парнем, что когда-то провожал Донхэ домой и которому Хёкджэ предложил зайти на, скорее всего отравленный, чай. Видимо, ещё тогда что-то на небесах пошло не так, и Ким Кибом был автоматически занесён в список будущих друзей Донхэ, хотя тот даже и не думал сближаться с кем-то с его работы.
Ким Кибом занятный парень, который всегда рассказывает Донхэ о вещах, в которых сам Донхэ абсолютно не разбирается, не интересуется, да и не собирается этого делать в принципе. Он рассказывает о популяции чёрных носорогов в Южной Африке*, или о постельных клопах, которые всю свою жизнь только и занимаются тем, что размножаются без остановки, или пытается говорить о политике, неизменно встречая недоумённый взгляд Донхэ, или о глобальном потеплении, получая в ответ лишь: «Я знаю, что когда-нибудь мы все от этого умрём» - в то время, как сам Кибом хочет рассказать о том, какая же это раздутая херня.
Донхэ искренне не понимает, почему Кибом так хочет общаться с ним, ведь он не компетентен абсолютно во всех вопросах, что тот затрагивает, но Кибом упорно зовёт его куда-нибудь (он умеет быть настойчивым, хотя с виду не скажешь), чаще всего в бар; и он такой сообразительный малый, знает, что что-то с Донхэ происходит, и о личной жизни с ним никогда не говорит, а только внимательно наблюдает за Донхэ, за тем, как задумчиво тот пьёт своё пиво, и не задаёт никаких вопросов, а только сам рассказывает.
Чтобы привлечь, наконец, к себе внимание Донхэ, Кибом как-то сдул ему велосипедную шину и, естественно, не признался ему в этом. Шёл дождь и Донхэ с ужасом представил себе, как будет тащить велосипед до самого дома, промокнет и сляжет с простудой и никто не принесёт ему даже стакана воды, чтобы запить лекарство, и он, возможно, даже умрёт, но тут к нему подошёл Кибом и, как ни в чём не бывало, предложил ему переждать дождь в забегаловке неподалёку. Донхэ долго размышлял, перебирая в голове различные варианты ответов, и ему казалось, что его жизнь точно изменится, если он согласится, и он думал, а нужно ли это ему, и грузился, пожалуй, даже слишком сильно, а в итоге всё равно пошёл за Кибомом, оставив свой велосипед на территории здания, в котором работал, прицепив его прямо к забору у чёрного входа.
В забегаловке было душно, пиво было в самый раз, а Донхэ удивлённо слушал рассказы Кибома, крутя в руках солёную фисташку. В тот момент он подумал, что если его жизнь и меняется, то он пока позволит ей выйти за рамки привычного – самую малость, он не будет против этого.
Хёкджэ звонит ему примерно через полтора месяца после того, как уезжает из Сеула. Донхэ выслушивает его абсолютно спокойно, радуясь, что тот оказался не до конца идиотом и дал о себе знать. Разговор заканчивается ничем и Донхэ просто отключается, когда Хёк заводит разговор о возвращении в родной город, и что-то внутри него ухает вниз, для того, чтобы вновь возродиться. Он просто говорит себе: «Жди», хоть и не знает, когда ещё дождётся.
Хёкджэ перезванивает ещё через неделю и рассказывает, что нашёл работу, что съехал, наконец, от родителей на съёмную квартиру, что ему там нравится – он всегда мечтал о чём-то подобном. В квартире совершенно пусто и есть только матрас, сумка с его вещами и ноутбук в гостиной, служащей ему всеми комнатами сразу; холодильник, плита и несколько шкафчиков на крохотной кухне. Хёкджэ уверяет, что ему ни хрена не нужен уют, и когда живёшь так, создаётся впечатление, что ты абсолютно свободен и можешь сбежать в любой удобный для тебя момент куда-нибудь ещё. Возможно, его голос звучит даже слишком воодушевлённо и слишком самоуверенно, и Донхэ даже ненавидит его в эту минуту, но потом просто повторяет себе: «Жди. Да он же просто пытается тебе доказать, что ему может быть охуенно весело и без тебя». И его даже не царапает обида, потому что он лучше всех на свете знает Хёка и знает, что грош цена почти всем его словам. Он отвечает, что было бы неплохо снова встретиться, они же по-прежнему друзья и всё-такое, и Хёкджэ соглашается, пожалуй, даже слишком легко и быстро, и предлагает:
- Ты мог бы приехать и остановиться в моей квартире. Оставайся навсегда! – и это всё настолько глупо, что даже смешно.
Донхэ говорит:
- Ну, пока, - и сбрасывает звонок.
Все его дни наполнены работой или ничегонеделанием, скукой, редкими встречами с Кибомом и разговорами с Хёкджэ. Ничего не меняется, кроме погоды за окном, и даже Чонун с Рёуком замерли в каком-то своём одном состоянии – им хорошо, они всегда вдвоём и у них действительно такая гармония, что Донхэ порой хочется сделать что-нибудь, чтобы они поссорились, а он бы смотрел на них со стороны и уверял себя в том, что вот они, нормальные отношения – как по острию ножа, как бочка с порохом, которая хранится в опасной близости с зажжённой свечой – одно неловкое движение и взрыв! Но они слишком вне «нормального», и Чонун на Рёуке слишком зациклен и во всём-то его слушает, а Рёук, несмотря на строгость к Чонуну, всё ему готов простить, а смотрят они оба на Донхэ с каким-то оттенком жалости, и, наверное, поэтому он часами сидит в своей комнате и не выходит, или тусуется по полдня с Кибомом – только чтобы на эти взгляды не натыкаться.
Так проходит несколько месяцев, и они с Хёком так ни разу и не встречаются, и даже на Рождество он просто поздравляет по телефону, а Донхэ хочется на всё плюнуть и приехать в родной город, и провести с Хёкджэ праздники, не вылезая из кровати. Ну, иногда можно было бы, в конце концов, встречи с родителями никто не отменял, да и есть тоже нужно, но, в любом случае, он хочет к Хёку, он хочет Хёка, и потому большее время они бы провели на его матрасе. Вот только так Донхэ рискует не вернуться обратно в Сеул, и тогда все его убеждения прахом пойдут.
Он остаётся дома, а на праздник получает в подарок от Кибома признание в том, что это он испортил ему велосипедную шину и новый насос в придачу.
Сегодня он зачем-то рассказывает Кибому о том, что скоро будет год, как он живёт в Сеуле, а затем, в каком-то непонятном порыве, рассказывает ещё и про Хёкджэ и об их странных отношениях. Кибом относится ко всему этому абсолютно спокойно, и выясняется, что он помнит Хёкджэ и даже говорит про него: «У него взгляд какой-то дикий» - и Донхэ смеётся, расслабляясь.
Он всё думает, не без доли иронии, можно ли всё-таки считать Кибома своим другом, хотя у них даже тем нормальных для разговора нет, а Кибом почему-то так доволен, когда может рассказать Донхэ что-то новое. Донхэ не знает о Кибоме ничего, если говорить начистоту. Он точно знает, что Кибом младше на год, что Кибом далеко не глуп, но на этом все его знания, в общем-то, и заканчиваются. И иногда Донхэ неловко в обществе Кибома, он думает, это потому, что Кибом не похож на Хёкджэ, а, значит, в привычную картину мира Донхэ не вписывается, и он до сих пор не знает, а можно ли им говорить о каких-нибудь глупостях, или странностях, или молчать вместе, так, чтобы уютно было.
Кибом спокойнее, чем Хёкджэ, увереннее, во всём, что делает. Даже когда Кибом идёт по улице твёрдым шагом, не спотыкаясь о каждую валяющуюся под ногами хрень, он излучает уверенность. В чём видит смысл своей жизни уверенный человек? Донхэ не знает. Он даже не знает, в чём смысл его жизни, что уж там до Кибома.
Он спрашивает однажды, хотел ли Кибом когда-нибудь быть режиссёром и снимать фильмы, а тот отвечает, что такой глупости ему даже в голову не приходило, зато в детстве он мечтал петь в церковном хоре – что уж тут добавишь?
Кибом внимательно смотрит на Донхэ какое-то время, а потом говорит, что у Донхэ, наверное, КППВ**, а потом долго и терпеливо объясняет ему, что это такое:
- Тебе просто неуютно без привычных рамок, которые разрушились, когда Хёкджэ уехал. Ты привык быть зависимым, что-то типа того, теперь ищешь кого-то на замену. Человек не умеет жить без границ.
И эти слова какие-то неправильные – так кажется Донхэ, потому, что он не ищет кого-то на замену, ему было бы достаточно, если бы Хёк вернулся и поставил все границы и рамки на привычное место. Но Кибому он об этом не говорит, просто молча смотрит телевизор.
- Да ладно тебе, - пожимает тот плечами. – Если я вдруг что-то сказал не так, извини...
- Нет, ничего, - отвечает Донхэ, стараясь делать вид, что ничего не произошло, и всё нормально, и что слова Кибома не имеют для него никакого значения, и он вообще так и не понял, что тот пытался ему рассказать.
Но его лицо, всё говорит за него, он ведь никогда не умел сдерживать свои эмоции, и сейчас его рожа, наверное, такая растерянная, что Кибом качает головой, но молчит.
Через некоторое время он произносит:
- Знаешь, я пойму, если... – он смеётся смущённо и это совсем не кибомовская эмоция, а потом снова молчит, чтобы собраться с мыслями, и снова продолжает. – Я пойму, если ты вдруг увидишь во мне кого-то «на замену». Это нормально. То есть, не так уж и нормально для меня, но... Чёрт.
- Эй, - Донхэ смущён не меньше, а ведь он даже не собирался – вроде как – задумываться о подобном, - Слушай. Я... – и это, похоже, всё, что они могут сказать друг другу.
Слова заканчиваются, и теперь ситуация действительно самая дурацкая, и Донхэ перебирает в голове миллионы ответов, а потом просто говорит:
- Спасибо. Я подумаю, - улыбается.
- Да, - облегчённо выдыхает Кибом. – Я тоже.
- Я пишу сценарий «Одиночества в Сеуле», - голос Хёкджэ какой-то странный – можно подумать, что он действительно горд.
- Молодец, - соглашается Донхэ. – Только мне, почему-то, кажется, что какой бы не была твоя задумка, в результате всё сведётся к бессюжетному порно.
- Очень смешно.
- Да ладно.
- Я завтра приеду.
- Слушай, тут в трубке что-то шумит, я не понял?
- В гости, говорю, приеду. Завтра.
- Ну да.
- Я тебе говорю – сажусь в машину, прямо сейчас, и еду.
- Ну... приезжай. Круто.
Донхэ видит своё отражение в зеркале в прихожей. Иногда он ненавидит своё лицо за такие нелепые его выражения.
Донхэ говорит: «Приезжай», и весь день ходит абсолютно обескураженный, и его мучают мысли о том, как он встретит Хёка, как заговорит с ним, как ему стоит вести себя – он ничего не знает. Ближе к вечеру на него нападает беспричинный страх. Он сидит в комнате и думает, что Хёкджэ может попасть в аварию – разъезжать ночью по трассе на максимальной скорости, с его-то вечным невезением – это ебанатство. Тогда они никогда больше не увидятся, и Донхэ всю жизнь будет винить себя в том, что когда-то заартачился и не вернулся в родной город. Или в квартире вдруг может начаться пожар, а Донхэ обычно спит так крепко, что точно ничего не почувствует, а Рёук бы кинулся спасать Чонуна, который стал бы спасать свою черепаху, и в суматохе про Донхэ все бы забыли, и он бы задохнулся в дыму. А утром Хёкджэ обнаружил бы только кучу пепла перед собой. Он бы сложил тот пепел, который предположительно когда-то был им, Донхэ, в бутылку из под пива, и привёз бы в город, поставив в новой квартире рядом с ноутбуком – так в его комнате стало бы одной вещью больше. Хёк никогда бы не женился и к концу жизни сошёл бы с ума, разговаривая с бутылкой с пеплом, думая, что это Донхэ – живее всех живых, и рядом с ним.
Донхэ вздрагивает во сне и просыпается. «Ну, пиздец...» - думает он, на всякий случай принюхиваясь – а вдруг дымом пахнет? Он трёт глаза и сидит какое-то время в абсолютной темноте и тишине, а потом слышит, как что-то тихонько скребётся в углу комнаты. Донхэ вскакивает с кровати, включает свет и видит черепаху, которая с чего-то вдруг оказалась у него в комнате, на полу, а не в аквариуме Чонуна.
- Следи за своей черепахой, хули ты там делаешь?!
Обычно он более сдержан – побаивается Рёука, этого с виду безобидного человека даже Хёк побаивался, но в эту минуту Донхэ так зол, раздосадован и напуган из-за своего сна, что без стука распахивает дверь в комнату и смутно различает два силуэта в темноте. Два силуэта – один на другом, мать их, на одной кровати. Донхэ не видит, но ощущает их возмущённо-растерянные взгляды.
- Я потом зайду, - мямлит он, закрывает дверь и буквально стекает по стене на холодный пол.
Черепаха Чонуна гадит ему на руку, а сам Донхэ думает о том, что до последнего не хотел верить, что Чонун и Рёук таки спят друг с другом.
Всё оставшееся до утра время он не смыкает глаз.
Донхэ сидит в своей комнате (по его полу так и ползает многострадальная черепаха), когда слышит звонок в дверь, а затем удивлённое: «Да ладно?!» Рёука, когда тот видит перед собой кого-то очень знакомого.
Донхэ на ватных ногах выходит в коридор и Хёкджэ тут же, не снимая обуви, подходит к нему, чтобы толкнуть в плечо и крикнуть:
- Эй, чувак!
- Будешь мыть пол, - облегчённо выдыхает Донхэ.
Однако пол всё-таки приходится мыть Чонуну – Рёук наказывает его за то, что он не следил за своим питомцем. В это время Хёкджэ валится на диван в гостиной и крепко спит до самого вечера, а после того, как просыпается, ужинает вместе с ними и долго рассказывает о своих успехах и неудачах. И пусть всем весело как в старые добрые времена, когда они жили в этой квартире вчетвером, Донхэ понимает, что они оба просто не хотят оставаться друг с другом наедине, оба не знают как себя вести, и всё это так непривычно, как если бы у его тела не было какого-то куска – он впервые ощущает нечто подобное. Хёкджэ тараторит без умолку и смотрит куда угодно, но только не на Донхэ и тот, в конце концов, не выдерживает.
- Пойду, мусор выкину, - говорит он и хватает ведро – для того, чтобы оставить его у входа, выбежать на дорогу, поймать такси, поспешно назвать адрес и через двадцать минут стоять перед дверью квартиры Ким Кибома, чьи глаза широко распахиваются, когда он видит Донхэ перед собой.
- Это внезапно, но я рад тебя видеть, - произносит он, без лишних вопросов впуская его.
- Хёкджэ вернулся, и это было бы охрененно круто, если бы он сказал мне хоть что-нибудь, кроме «Эй, чувак!» - говорит Донхэ, тяжело дыша от быстрого бега.
- Если бы это была мелодрама, я бы развернул тебя обратно и сказал что-то вроде: «Борись за свою любовь», но, обломись, мы в реальности.
- Ты всегда умел меня поддержать.
Донхэ улыбается, потому что ему кажется, что он сбежал бы ото всех проблем, если бы поцеловал сейчас Кибома и остался у него на ночь, а утром сказал бы Хёкджэ, что будет рад оставаться его лучшим другом, только вот что-то серьёзное у них вряд ли получится. И ему будет неприятно говорить это, потому что ложь, зато он, наконец, проучит Хёка, и Кибом – самое лучшее, что могло бы с ним когда-нибудь произойти, а потому Донхэ тянется к нему, зажмурив глаза, положив руки на его плечи.
- Я бы с удовольствием, но у меня стоматит, - неожиданно объявляет Кибом и Донхэ замирает.
- Чего? – переспрашивает он.
- У меня стоматит. Заразишься, и будет болеть.
- Блять! Да это самая обсосная отмазка, какую я когда-либо слышал! – восхищается Донхэ. – Это, блять, знак! Я домой.
- Давай, - пожимает плечами Кибом. – Расскажешь потом на работе, чем всё закончится. А то ты какой-то пассивный вечно, сил нет. Никак не мог дождаться, когда уже этот твой Хёкджэ вернётся.
Донхэ смеётся, снова выходит на улицу и ещё через полчаса он дома.
Дверь ему открывает Хёкджэ.
- Я уж думал, ты пропал без вести. Мусор я вынес сам, - бубнит он.
- Были неотложные дела, - врёт Донхэ и глазом не моргнув.
Хёкджэ придурок, который просто не умеет выражать свои чувства правильно. То, что он всё-таки здесь – уже достижение, и Донхэ должен быть счастлив.
- Хорошо, что ты приехал, - улыбается Донхэ.
Он внушает себе, что хотя бы несколько дней, но всё будет как обычно, он просто постарается не думать о том, как несколько месяцев назад они оба немного запутались. Донхэ достаёт из шкафа полотенце и идёт в душ. А через несколько минут в дверь настойчиво стучат.
- Я истекаю кровью!! – истошно кричат с той стороны и Донхэ чуть не растягивается на мокром кафеле, пока идёт открывать, наспех оборачивая вокруг бёдер полотенце.
- Блять, ну ты как всегда! – морщится он – у Хёкджэ порезана рука, а крови как-то слишком много.
Аптечку они всегда хранят в ванной, и Донхэ идёт к шкафчику, чтобы достать бинты и перекись. Ему не привыкать, и он промывает порез Хёкджэ, а потом обрабатывает рану.
- Чё ты опять делал??
- Я жрать захотел и резал овощи. А потом порезался.
- Нет, честно, как ты живёшь там один??
- Никак, - отвечает Хёк и глупо смеётся. – Сколько себя помню, ты всегда мне помогал. Перевязывал, там. Йодом царапины смазывал.
Донхэ потуже затягивает бинт и завязывает узел.
- Всё, вали.
- У тебя полотенце на честном слове держится, - усмехается Хёк, а взгляд у него внимательный и серьёзный.
Донхэ пытается поправить его, но Хёкджэ не даёт – просто подходит ближе, обнимает, прижимаясь – его одежда тут же намокает, но ему на это, похоже, плевать. Когда они целуются, полотенце с него спадает окончательно. Хёкджэ поднимает его, сам прикрывает Донхэ – но только для того, чтобы провести его по коридору в их комнату, запереть дверь, и там снова закинуть полотенце куда-нибудь в дальний угол. О том, что это, может быть, очередная ошибка, у Донхэ думать нет времени.
Посреди ночи оба просыпаются от голода и тихонько крадутся на кухню, стараясь ненароком не разбудить Чонуна и Рёука. Они не включают свет, и возятся со своим перекусом, иногда натыкаясь друг на друга в темноте и беззлобно переругиваясь.
- Я уволился, - негромко сообщает Хёкджэ Донхэ. – И с комнаты тоже съехал.
- И что теперь? – интересуется тот.
- Не знаю. У меня с собой все мои вещи, я могу податься куда угодно.
- Круто.
- Я хочу остаться, - вздыхает Хёкджэ. – Знаешь, без тебя как-то совсем отстойно.
Донхэ улыбается, потому что ощущать, что ты победил – это всегда здорово. Ведь Хёкджэ – придурок, который просто не умеет выражать свои чувства правильно. Слышать эти его слова – это почти как услышать «Я тебя люблю».
Наверное, если Хёкджэ и впрямь пишет это своё «Одиночество в Сеуле», было бы куда круче и эффектнее, если бы его герои в итоге страдали и чувствовали полнейшую безнадёжность. Но ведь это всё ради баснословного гонорара и рейтингов. А их личное «Одиночество» закончилось абсолютным хэппи эндом. Иногда такое случается.
Круто.
- Ты же вроде как уехал?
- А ты – дебил, - отвечает Хёкджэ, и Донхэ вдруг понимает, что всё это сон, и ему бы так не хотелось просыпаться – потому что видит он Хёкджэ в последнее время только что во сне, но момент уже упущен, очертания комнаты, людей, собравшихся за столом и гигантской черепахи, размываются, а в ушах стоит писк будильника.
- Доброе утро, - бормочет Донхэ сам себе, отключая его.
Несмотря на то, что уже весна, в его комнате прохладно. Он живёт здесь уже год. И уже пять месяцев один.
---
...- Сегодня я плюнул в тарелку одного из наших клиентов, - будничным голосом сообщает ему Хёкджэ.
- Ну, блять, - выдыхает Донхэ, сжимая в руках телефон – слишком долго он не звонил. – Ничего лучше придумать не мог?! – он старается не выдавать волнения.
Они же просто друзья, в конце концов.
- Да он реально взбесил!! Официант – это самая неблагодарная работа в мире! – жалуется Хёкджэ, а Донхэ отводит трубку от уха, чтобы не оглохнуть от его причитаний.
- Я, вообще-то, удивлён, что ты до сих пор держишься на этой работе, - усмехается он. – Да что там говорить, я удивлён, что тебя приняли.
Хёкджэ молчит.
- Да ладно тебе... – начинает было Донхэ, но тут Хёк перебивает его:
- Донхэ, - обращается он. – Кто тебя трахает?
- Иди в жопу, Хёкджэ.
- Нет, стой! Донхэ?! Твою мать, приез... – Донхэ отключается.
Почти все их разговоры заканчиваются одинаково.
---
Эти пять месяцев самые бесполезные в его жизни. Он работает, приходит домой, здоровается с соседями и уходит в свою комнату. Там он слушает радио, реже выходит в гостиную смотреть телевизор. Он как-будто призрак этой квартиры – абсолютно бесполезный – вот он есть, но всем плевать, никто не замечает, никто не верит в него, никто его не боится.
Донхэ мог бы что-то поменять в себе за эти пять месяцев, Донхэ мог бы заняться самосовершенствованием в эти пять месяцев, Донхэ мог бы сходить в кино как минимум пять раз за эти пять месяцев, или завести котёнка, приучить его ходить в туалет в специально отведённое для этого место и привязаться к нему за эти пять месяцев, или мог бы заняться сексом около 50 раз – если придавать значение тому, что рассказывает статистика, хотя кому нужна эта грёбаная статистика – за эти пять месяцев, Донхэ мог бы, в конце концов, перестать зацикливаться на Хёкджэ за эти пять месяцев, но эти пять месяцев не приносят ему ровным счётом ничего.
Единственное, чем Донхэ мог бы похвастаться, так это тем, что он может спеть наизусть все песни, которые крутят по радиостанции, что он слушает – это самое нелепое и бесполезное достижение в его жизни.
Он мог бы соврать Хёкджэ, что вот как раз перед тем, как он позвонил, у него был самый лучший секс в его жизни, но он просто не видит в этом смысла. От размышлений Донхэ отрывает очередной телефонный звонок. Он хочет сбросить его, но, взглянув на дисплей, видит, что это не Хёкджэ. «Ким Кибом» - высвечивается на экране и Донхэ тут же принимает звонок.
- Ну, так ты придёшь? – спрашивают у него.
- Конечно, - улыбается Донхэ, понимая, что даже если бы он и не хотел приходить, отказать бы всё равно не получилось.
---
По стечению обстоятельств именно Ким Кибом оказывается тем парнем, что когда-то провожал Донхэ домой и которому Хёкджэ предложил зайти на, скорее всего отравленный, чай. Видимо, ещё тогда что-то на небесах пошло не так, и Ким Кибом был автоматически занесён в список будущих друзей Донхэ, хотя тот даже и не думал сближаться с кем-то с его работы.
Ким Кибом занятный парень, который всегда рассказывает Донхэ о вещах, в которых сам Донхэ абсолютно не разбирается, не интересуется, да и не собирается этого делать в принципе. Он рассказывает о популяции чёрных носорогов в Южной Африке*, или о постельных клопах, которые всю свою жизнь только и занимаются тем, что размножаются без остановки, или пытается говорить о политике, неизменно встречая недоумённый взгляд Донхэ, или о глобальном потеплении, получая в ответ лишь: «Я знаю, что когда-нибудь мы все от этого умрём» - в то время, как сам Кибом хочет рассказать о том, какая же это раздутая херня.
Донхэ искренне не понимает, почему Кибом так хочет общаться с ним, ведь он не компетентен абсолютно во всех вопросах, что тот затрагивает, но Кибом упорно зовёт его куда-нибудь (он умеет быть настойчивым, хотя с виду не скажешь), чаще всего в бар; и он такой сообразительный малый, знает, что что-то с Донхэ происходит, и о личной жизни с ним никогда не говорит, а только внимательно наблюдает за Донхэ, за тем, как задумчиво тот пьёт своё пиво, и не задаёт никаких вопросов, а только сам рассказывает.
Чтобы привлечь, наконец, к себе внимание Донхэ, Кибом как-то сдул ему велосипедную шину и, естественно, не признался ему в этом. Шёл дождь и Донхэ с ужасом представил себе, как будет тащить велосипед до самого дома, промокнет и сляжет с простудой и никто не принесёт ему даже стакана воды, чтобы запить лекарство, и он, возможно, даже умрёт, но тут к нему подошёл Кибом и, как ни в чём не бывало, предложил ему переждать дождь в забегаловке неподалёку. Донхэ долго размышлял, перебирая в голове различные варианты ответов, и ему казалось, что его жизнь точно изменится, если он согласится, и он думал, а нужно ли это ему, и грузился, пожалуй, даже слишком сильно, а в итоге всё равно пошёл за Кибомом, оставив свой велосипед на территории здания, в котором работал, прицепив его прямо к забору у чёрного входа.
В забегаловке было душно, пиво было в самый раз, а Донхэ удивлённо слушал рассказы Кибома, крутя в руках солёную фисташку. В тот момент он подумал, что если его жизнь и меняется, то он пока позволит ей выйти за рамки привычного – самую малость, он не будет против этого.
---
Хёкджэ звонит ему примерно через полтора месяца после того, как уезжает из Сеула. Донхэ выслушивает его абсолютно спокойно, радуясь, что тот оказался не до конца идиотом и дал о себе знать. Разговор заканчивается ничем и Донхэ просто отключается, когда Хёк заводит разговор о возвращении в родной город, и что-то внутри него ухает вниз, для того, чтобы вновь возродиться. Он просто говорит себе: «Жди», хоть и не знает, когда ещё дождётся.
Хёкджэ перезванивает ещё через неделю и рассказывает, что нашёл работу, что съехал, наконец, от родителей на съёмную квартиру, что ему там нравится – он всегда мечтал о чём-то подобном. В квартире совершенно пусто и есть только матрас, сумка с его вещами и ноутбук в гостиной, служащей ему всеми комнатами сразу; холодильник, плита и несколько шкафчиков на крохотной кухне. Хёкджэ уверяет, что ему ни хрена не нужен уют, и когда живёшь так, создаётся впечатление, что ты абсолютно свободен и можешь сбежать в любой удобный для тебя момент куда-нибудь ещё. Возможно, его голос звучит даже слишком воодушевлённо и слишком самоуверенно, и Донхэ даже ненавидит его в эту минуту, но потом просто повторяет себе: «Жди. Да он же просто пытается тебе доказать, что ему может быть охуенно весело и без тебя». И его даже не царапает обида, потому что он лучше всех на свете знает Хёка и знает, что грош цена почти всем его словам. Он отвечает, что было бы неплохо снова встретиться, они же по-прежнему друзья и всё-такое, и Хёкджэ соглашается, пожалуй, даже слишком легко и быстро, и предлагает:
- Ты мог бы приехать и остановиться в моей квартире. Оставайся навсегда! – и это всё настолько глупо, что даже смешно.
Донхэ говорит:
- Ну, пока, - и сбрасывает звонок.
Все его дни наполнены работой или ничегонеделанием, скукой, редкими встречами с Кибомом и разговорами с Хёкджэ. Ничего не меняется, кроме погоды за окном, и даже Чонун с Рёуком замерли в каком-то своём одном состоянии – им хорошо, они всегда вдвоём и у них действительно такая гармония, что Донхэ порой хочется сделать что-нибудь, чтобы они поссорились, а он бы смотрел на них со стороны и уверял себя в том, что вот они, нормальные отношения – как по острию ножа, как бочка с порохом, которая хранится в опасной близости с зажжённой свечой – одно неловкое движение и взрыв! Но они слишком вне «нормального», и Чонун на Рёуке слишком зациклен и во всём-то его слушает, а Рёук, несмотря на строгость к Чонуну, всё ему готов простить, а смотрят они оба на Донхэ с каким-то оттенком жалости, и, наверное, поэтому он часами сидит в своей комнате и не выходит, или тусуется по полдня с Кибомом – только чтобы на эти взгляды не натыкаться.
Так проходит несколько месяцев, и они с Хёком так ни разу и не встречаются, и даже на Рождество он просто поздравляет по телефону, а Донхэ хочется на всё плюнуть и приехать в родной город, и провести с Хёкджэ праздники, не вылезая из кровати. Ну, иногда можно было бы, в конце концов, встречи с родителями никто не отменял, да и есть тоже нужно, но, в любом случае, он хочет к Хёку, он хочет Хёка, и потому большее время они бы провели на его матрасе. Вот только так Донхэ рискует не вернуться обратно в Сеул, и тогда все его убеждения прахом пойдут.
Он остаётся дома, а на праздник получает в подарок от Кибома признание в том, что это он испортил ему велосипедную шину и новый насос в придачу.
---
Сегодня он зачем-то рассказывает Кибому о том, что скоро будет год, как он живёт в Сеуле, а затем, в каком-то непонятном порыве, рассказывает ещё и про Хёкджэ и об их странных отношениях. Кибом относится ко всему этому абсолютно спокойно, и выясняется, что он помнит Хёкджэ и даже говорит про него: «У него взгляд какой-то дикий» - и Донхэ смеётся, расслабляясь.
Он всё думает, не без доли иронии, можно ли всё-таки считать Кибома своим другом, хотя у них даже тем нормальных для разговора нет, а Кибом почему-то так доволен, когда может рассказать Донхэ что-то новое. Донхэ не знает о Кибоме ничего, если говорить начистоту. Он точно знает, что Кибом младше на год, что Кибом далеко не глуп, но на этом все его знания, в общем-то, и заканчиваются. И иногда Донхэ неловко в обществе Кибома, он думает, это потому, что Кибом не похож на Хёкджэ, а, значит, в привычную картину мира Донхэ не вписывается, и он до сих пор не знает, а можно ли им говорить о каких-нибудь глупостях, или странностях, или молчать вместе, так, чтобы уютно было.
Кибом спокойнее, чем Хёкджэ, увереннее, во всём, что делает. Даже когда Кибом идёт по улице твёрдым шагом, не спотыкаясь о каждую валяющуюся под ногами хрень, он излучает уверенность. В чём видит смысл своей жизни уверенный человек? Донхэ не знает. Он даже не знает, в чём смысл его жизни, что уж там до Кибома.
Он спрашивает однажды, хотел ли Кибом когда-нибудь быть режиссёром и снимать фильмы, а тот отвечает, что такой глупости ему даже в голову не приходило, зато в детстве он мечтал петь в церковном хоре – что уж тут добавишь?
Кибом внимательно смотрит на Донхэ какое-то время, а потом говорит, что у Донхэ, наверное, КППВ**, а потом долго и терпеливо объясняет ему, что это такое:
- Тебе просто неуютно без привычных рамок, которые разрушились, когда Хёкджэ уехал. Ты привык быть зависимым, что-то типа того, теперь ищешь кого-то на замену. Человек не умеет жить без границ.
И эти слова какие-то неправильные – так кажется Донхэ, потому, что он не ищет кого-то на замену, ему было бы достаточно, если бы Хёк вернулся и поставил все границы и рамки на привычное место. Но Кибому он об этом не говорит, просто молча смотрит телевизор.
- Да ладно тебе, - пожимает тот плечами. – Если я вдруг что-то сказал не так, извини...
- Нет, ничего, - отвечает Донхэ, стараясь делать вид, что ничего не произошло, и всё нормально, и что слова Кибома не имеют для него никакого значения, и он вообще так и не понял, что тот пытался ему рассказать.
Но его лицо, всё говорит за него, он ведь никогда не умел сдерживать свои эмоции, и сейчас его рожа, наверное, такая растерянная, что Кибом качает головой, но молчит.
Через некоторое время он произносит:
- Знаешь, я пойму, если... – он смеётся смущённо и это совсем не кибомовская эмоция, а потом снова молчит, чтобы собраться с мыслями, и снова продолжает. – Я пойму, если ты вдруг увидишь во мне кого-то «на замену». Это нормально. То есть, не так уж и нормально для меня, но... Чёрт.
- Эй, - Донхэ смущён не меньше, а ведь он даже не собирался – вроде как – задумываться о подобном, - Слушай. Я... – и это, похоже, всё, что они могут сказать друг другу.
Слова заканчиваются, и теперь ситуация действительно самая дурацкая, и Донхэ перебирает в голове миллионы ответов, а потом просто говорит:
- Спасибо. Я подумаю, - улыбается.
- Да, - облегчённо выдыхает Кибом. – Я тоже.
---
- Я пишу сценарий «Одиночества в Сеуле», - голос Хёкджэ какой-то странный – можно подумать, что он действительно горд.
- Молодец, - соглашается Донхэ. – Только мне, почему-то, кажется, что какой бы не была твоя задумка, в результате всё сведётся к бессюжетному порно.
- Очень смешно.
- Да ладно.
- Я завтра приеду.
- Слушай, тут в трубке что-то шумит, я не понял?
- В гости, говорю, приеду. Завтра.
- Ну да.
- Я тебе говорю – сажусь в машину, прямо сейчас, и еду.
- Ну... приезжай. Круто.
Донхэ видит своё отражение в зеркале в прихожей. Иногда он ненавидит своё лицо за такие нелепые его выражения.
Донхэ говорит: «Приезжай», и весь день ходит абсолютно обескураженный, и его мучают мысли о том, как он встретит Хёка, как заговорит с ним, как ему стоит вести себя – он ничего не знает. Ближе к вечеру на него нападает беспричинный страх. Он сидит в комнате и думает, что Хёкджэ может попасть в аварию – разъезжать ночью по трассе на максимальной скорости, с его-то вечным невезением – это ебанатство. Тогда они никогда больше не увидятся, и Донхэ всю жизнь будет винить себя в том, что когда-то заартачился и не вернулся в родной город. Или в квартире вдруг может начаться пожар, а Донхэ обычно спит так крепко, что точно ничего не почувствует, а Рёук бы кинулся спасать Чонуна, который стал бы спасать свою черепаху, и в суматохе про Донхэ все бы забыли, и он бы задохнулся в дыму. А утром Хёкджэ обнаружил бы только кучу пепла перед собой. Он бы сложил тот пепел, который предположительно когда-то был им, Донхэ, в бутылку из под пива, и привёз бы в город, поставив в новой квартире рядом с ноутбуком – так в его комнате стало бы одной вещью больше. Хёк никогда бы не женился и к концу жизни сошёл бы с ума, разговаривая с бутылкой с пеплом, думая, что это Донхэ – живее всех живых, и рядом с ним.
Донхэ вздрагивает во сне и просыпается. «Ну, пиздец...» - думает он, на всякий случай принюхиваясь – а вдруг дымом пахнет? Он трёт глаза и сидит какое-то время в абсолютной темноте и тишине, а потом слышит, как что-то тихонько скребётся в углу комнаты. Донхэ вскакивает с кровати, включает свет и видит черепаху, которая с чего-то вдруг оказалась у него в комнате, на полу, а не в аквариуме Чонуна.
- Следи за своей черепахой, хули ты там делаешь?!
Обычно он более сдержан – побаивается Рёука, этого с виду безобидного человека даже Хёк побаивался, но в эту минуту Донхэ так зол, раздосадован и напуган из-за своего сна, что без стука распахивает дверь в комнату и смутно различает два силуэта в темноте. Два силуэта – один на другом, мать их, на одной кровати. Донхэ не видит, но ощущает их возмущённо-растерянные взгляды.
- Я потом зайду, - мямлит он, закрывает дверь и буквально стекает по стене на холодный пол.
Черепаха Чонуна гадит ему на руку, а сам Донхэ думает о том, что до последнего не хотел верить, что Чонун и Рёук таки спят друг с другом.
Всё оставшееся до утра время он не смыкает глаз.
---
Донхэ сидит в своей комнате (по его полу так и ползает многострадальная черепаха), когда слышит звонок в дверь, а затем удивлённое: «Да ладно?!» Рёука, когда тот видит перед собой кого-то очень знакомого.
Донхэ на ватных ногах выходит в коридор и Хёкджэ тут же, не снимая обуви, подходит к нему, чтобы толкнуть в плечо и крикнуть:
- Эй, чувак!
- Будешь мыть пол, - облегчённо выдыхает Донхэ.
Однако пол всё-таки приходится мыть Чонуну – Рёук наказывает его за то, что он не следил за своим питомцем. В это время Хёкджэ валится на диван в гостиной и крепко спит до самого вечера, а после того, как просыпается, ужинает вместе с ними и долго рассказывает о своих успехах и неудачах. И пусть всем весело как в старые добрые времена, когда они жили в этой квартире вчетвером, Донхэ понимает, что они оба просто не хотят оставаться друг с другом наедине, оба не знают как себя вести, и всё это так непривычно, как если бы у его тела не было какого-то куска – он впервые ощущает нечто подобное. Хёкджэ тараторит без умолку и смотрит куда угодно, но только не на Донхэ и тот, в конце концов, не выдерживает.
- Пойду, мусор выкину, - говорит он и хватает ведро – для того, чтобы оставить его у входа, выбежать на дорогу, поймать такси, поспешно назвать адрес и через двадцать минут стоять перед дверью квартиры Ким Кибома, чьи глаза широко распахиваются, когда он видит Донхэ перед собой.
- Это внезапно, но я рад тебя видеть, - произносит он, без лишних вопросов впуская его.
- Хёкджэ вернулся, и это было бы охрененно круто, если бы он сказал мне хоть что-нибудь, кроме «Эй, чувак!» - говорит Донхэ, тяжело дыша от быстрого бега.
- Если бы это была мелодрама, я бы развернул тебя обратно и сказал что-то вроде: «Борись за свою любовь», но, обломись, мы в реальности.
- Ты всегда умел меня поддержать.
Донхэ улыбается, потому что ему кажется, что он сбежал бы ото всех проблем, если бы поцеловал сейчас Кибома и остался у него на ночь, а утром сказал бы Хёкджэ, что будет рад оставаться его лучшим другом, только вот что-то серьёзное у них вряд ли получится. И ему будет неприятно говорить это, потому что ложь, зато он, наконец, проучит Хёка, и Кибом – самое лучшее, что могло бы с ним когда-нибудь произойти, а потому Донхэ тянется к нему, зажмурив глаза, положив руки на его плечи.
- Я бы с удовольствием, но у меня стоматит, - неожиданно объявляет Кибом и Донхэ замирает.
- Чего? – переспрашивает он.
- У меня стоматит. Заразишься, и будет болеть.
- Блять! Да это самая обсосная отмазка, какую я когда-либо слышал! – восхищается Донхэ. – Это, блять, знак! Я домой.
- Давай, - пожимает плечами Кибом. – Расскажешь потом на работе, чем всё закончится. А то ты какой-то пассивный вечно, сил нет. Никак не мог дождаться, когда уже этот твой Хёкджэ вернётся.
Донхэ смеётся, снова выходит на улицу и ещё через полчаса он дома.
Дверь ему открывает Хёкджэ.
- Я уж думал, ты пропал без вести. Мусор я вынес сам, - бубнит он.
- Были неотложные дела, - врёт Донхэ и глазом не моргнув.
Хёкджэ придурок, который просто не умеет выражать свои чувства правильно. То, что он всё-таки здесь – уже достижение, и Донхэ должен быть счастлив.
- Хорошо, что ты приехал, - улыбается Донхэ.
Он внушает себе, что хотя бы несколько дней, но всё будет как обычно, он просто постарается не думать о том, как несколько месяцев назад они оба немного запутались. Донхэ достаёт из шкафа полотенце и идёт в душ. А через несколько минут в дверь настойчиво стучат.
- Я истекаю кровью!! – истошно кричат с той стороны и Донхэ чуть не растягивается на мокром кафеле, пока идёт открывать, наспех оборачивая вокруг бёдер полотенце.
- Блять, ну ты как всегда! – морщится он – у Хёкджэ порезана рука, а крови как-то слишком много.
Аптечку они всегда хранят в ванной, и Донхэ идёт к шкафчику, чтобы достать бинты и перекись. Ему не привыкать, и он промывает порез Хёкджэ, а потом обрабатывает рану.
- Чё ты опять делал??
- Я жрать захотел и резал овощи. А потом порезался.
- Нет, честно, как ты живёшь там один??
- Никак, - отвечает Хёк и глупо смеётся. – Сколько себя помню, ты всегда мне помогал. Перевязывал, там. Йодом царапины смазывал.
Донхэ потуже затягивает бинт и завязывает узел.
- Всё, вали.
- У тебя полотенце на честном слове держится, - усмехается Хёк, а взгляд у него внимательный и серьёзный.
Донхэ пытается поправить его, но Хёкджэ не даёт – просто подходит ближе, обнимает, прижимаясь – его одежда тут же намокает, но ему на это, похоже, плевать. Когда они целуются, полотенце с него спадает окончательно. Хёкджэ поднимает его, сам прикрывает Донхэ – но только для того, чтобы провести его по коридору в их комнату, запереть дверь, и там снова закинуть полотенце куда-нибудь в дальний угол. О том, что это, может быть, очередная ошибка, у Донхэ думать нет времени.
---
Посреди ночи оба просыпаются от голода и тихонько крадутся на кухню, стараясь ненароком не разбудить Чонуна и Рёука. Они не включают свет, и возятся со своим перекусом, иногда натыкаясь друг на друга в темноте и беззлобно переругиваясь.
- Я уволился, - негромко сообщает Хёкджэ Донхэ. – И с комнаты тоже съехал.
- И что теперь? – интересуется тот.
- Не знаю. У меня с собой все мои вещи, я могу податься куда угодно.
- Круто.
- Я хочу остаться, - вздыхает Хёкджэ. – Знаешь, без тебя как-то совсем отстойно.
Донхэ улыбается, потому что ощущать, что ты победил – это всегда здорово. Ведь Хёкджэ – придурок, который просто не умеет выражать свои чувства правильно. Слышать эти его слова – это почти как услышать «Я тебя люблю».
Наверное, если Хёкджэ и впрямь пишет это своё «Одиночество в Сеуле», было бы куда круче и эффектнее, если бы его герои в итоге страдали и чувствовали полнейшую безнадёжность. Но ведь это всё ради баснословного гонорара и рейтингов. А их личное «Одиночество» закончилось абсолютным хэппи эндом. Иногда такое случается.
Круто.
19.08-06.11.2010
* за последние 30 лет популяция черных носорогов в Африке сократилась от 30 000 особей до 2 550 – господина Кибома очень интересует этот вопрос х)
** КППВ – кризис постановки под вопрос. Подробнее об этом можно прочитать у Бернарда Вербера в его «Энциклопедии относительного и абсолютного знания»
Вопрос: Спасибо?
| 1. Да. И тебя тоже с праздником ^^ | 8 | (100%) | |
| Всего: | 8 | ||
-
-
06.11.2010 в 19:28Вперед на форум выкладывать!!!!))
спасибо, дорогая!!!
-
-
06.11.2010 в 19:59-
-
06.11.2010 в 20:12один из самых любимых фиков! ТТ
-
-
06.11.2010 в 20:21тема сисек не раскрыта!ой Кибом какой молодец, прям жалко, что ему ничего не светит
ЧЕРЕПАШКА!!!11
-
-
06.11.2010 в 21:17Оленкаааа.
-
-
06.11.2010 в 22:00yangsu тема сисек не раскрыта! прости, чувак, в этот раз пришлось обойтись без сисек х))))
ой Кибом какой молодец он не только молодец, у него в самом деле был стоматит, бедняга х)))
Спасибо, что прочитала
fake_
-
-
24.04.2011 в 01:59У меня нет слов сколько эмоций вызывает этот фик! При всей моей нелюбви к пейрингу "Одиночество.." я перечитывала стопидисят раз!
Оль, хочу выразить свое глубочайшее уважение тебе как автору! Ты прекрасна!! Браво!
-
-
24.04.2011 в 08:46Итс мэйд май морнинг! Нет,честно. Я вот сейчас проснулась, вышла в нет - а тут твой коммент! Очень приятно, сил нет *_* Спасибо тебе большое!