фичок

[febusss]

010. fear ; hoya/sungjong
предупреждение: это зомби-ау, которой не хватило кровавости и драмы. вообще. совсем.

Давно за полночь, когда в дверь стучат – тихо, но настойчиво, Ховон узнает стук из тысячи других, услышит его, даже если спит глубоко и крепко, сердце ёкает в груди, начинает биться быстрее.

Ховон резко встаёт с кровати, спотыкается, чуть не падает – так спешит к входной двери и, когда открывает её, даже не смотрит в глазок, итак зная, кого увидит за ней.

Его Сончжони стоит за порогом – грязный, растрёпанный и мокрый, пахнет от него влажной тёплой землёй и, когда он переступает через порог с молчаливого приглашения Ховона, комки этой тёмной земли сыплются на пол из складок его одежды.

Ховону перехватывает дыхание, он рвано и тяжело вздыхает, тянется рукой – коснуться пыльных волос, испачканной щеки, но Сончжон отстраняется, будто прикосновение может обжечь, ранить, рассыпать обманчиво здоровое тело в прах.

- Можно мне сначала в душ? – просит он.

Ховон всё ещё не может говорить, он несколько раз кивает, и смотрит, смотрит на Сончжона, пока тот разувается – пальцы не слушают его, долго пытаются справиться с ботинком, но никак не могут ухватить удобнее, чтобы можно было сразу снять с ноги, тогда Ховон опускается на корточки, и снимает с Сончжона обувь сам. Его пальцы на секунду дотрагиваются до тыльной стороны руки Сончжона – она ужасно холодная.

- Ты ложись, - Сончжон разговаривает тихо и ласково – как раньше. – А я помоюсь и приду.

Ховон прочищает горло – всё равно хрипит, - «хорошо». Сончжон уходит в ванную, а Ховон несколькими секундами позже вспоминает, что ему ведь нужна и сменная одежда, и полотенце, бежит в комнату, роется в ящиках, а, когда возвращается обратно, понимает, что дверь в ванную уже заперта – раньше Сончжон никогда не запирался. Ховон прислоняется лбом к двери, тихонько скребясь, прислушивается – внутри, сквозь шум воды слышен плач, горький, почти вой.

- Сончжон! Открой мне, пожалуйста! Сончжон! Открывай!

Но плач так и не прекращается, может, становится только чуть тише, двери так и не открывают – через пять минут, десять, полчаса. Ховон сползает на пол, утыкается лицом в пахнущее порошком бельё, даже, кажется, начинает дремать, но звук бегущей воды прекращается, раздаётся щелчок замка, и дверь почти открывается, задержавшись от тяжести опиравшегося на неё тела Ховона.

- Выпусти, пожалуйста, - раздаётся голос над головой.

Мокрый и голый Сончжон выходит из ванны, прикрывая себя руками, дрожит, за длинной влажной чёлкой, прилипшей к лицу, почти не видно глаз, но Ховон знает, что они заплаканные и покрасневшие. Он укутывает Сончжона в большое полотенце, сам вытирает его, послушного и податливого, а потом обнимает, изо всех сил, снова слышит тихие всхлипы.

- Всё будет хорошо, я тебе обещаю, слышишь? Теперь всё хорошо, - бормочет он, и его домашняя одежда промокла, это последнее, о чём он будет сейчас заботиться.

Ховон гладит Сончжона по голове, шепчет ему на ухо какую-то ерунду – о том, что завтра придёт новый день, и он даже не поймёт, что что-то менялось, но его руки чувствуют, что кожа Сончжона так и не отогрелась, и он по прежнему холодный, как ледышка, как если бы мылся под холодной водой, и кожа у него бледная-бледная, такая же бледная, как и тогда, несколько месяцев назад, когда Сончжон лежал перед ним, с плотно закрытыми глазами, в чёрном костюме в этом подбитом красным деревянном ящике, и когда Ховону надо было поцеловать его на прощание, он долго не мог собраться с духом, всё смотрел и смотрел, и ему казалось, что теперь его жизнь просто закончится, и он не сможет жить дальше. Так и было, он не жил – существовал, все эти долгие пять месяцев – пока не услышал сегодня ночью стук в дверь.

И Сончжон стоял перед ним, вернувшийся к нему, восставший из мёртвых.

- Всё будет хорошо, - повторяет он Сончжону – и он совершенно не знает, что теперь будет, что теперь делать, но его Сончжон вновь живой, рядом с ним, и Ховон смеет надеяться на лучшее, что теперь он будет оберегать его ещё больше и сильнее, теперь он не даст ему уйти опять.

- Идём, тебе нужно отдохнуть, - потом прикусывает язык, одёргивает себя – уместно ли, глупо, грубо, Сончжон бесконечно долгих, темных пять месяцев отдыхал – в земле, но Сончжон будто и не понимает, послушно идёт за ним, оставляя мокрые следы на полу, одевает в спальне пижаму, заворачивается в одеяло, жмётся к Ховону – «не страшно, не страшно, это же Сончжон, он вернулся, он живой» - повторяет он про себя, стыдно, что ещё нужно себя зачем-то уговаривать, Ховон оборачивает руки вокруг худого тела и лежит так в темноте, опасаясь, что если закроет глаза и заснёт, то проснётся на утро один.

Но утро приходит, и он даже не замечает, как заснул, Сончжон так и лежит рядом с ним, глаза плотно закрыты, но он дышит, точно дышит, Ховон встаёт и уходит на кухню, сидит на стуле, грея замёрзшие пальцы о кружку с кофе, босые ноги зябнут из-за холодного пола, в доме тихо, но тишина не такая глубокая, нерушимая и отчаянная, какой была ещё день назад – тогда он разрешает себе заплакать.


-

Он не позволяет Сончжону появляться на улице.

Сончжон не даёт ему прикасаться к себе.

По городу ходят странные слухи, будто мёртвые возвращаются в свои дома, людям страшно и всякое болтают, Ховон не подаёт вида, будто что-либо знает об этом. Когда Ховон возвращается домой, Сончжон улыбается – слабо, лишь слегка приподняв уголки губ, но именно тогда Ховон чувствует бесконечное счастье, он не потеряет его снова, он никому не позволит его забрать.

Сончжон и сам не пытается выйти из дома – он ни разу не попросил Ховона выпустить его, предложить погулять. Иногда Ховон замечает, как тот ходит по дому, прикасаясь к вещам, словно заново учится осязать и ощущать. Он переступает ногами на ковре, чувствуя, как ворсинки щекочут его ступни, и крепко обхватывает пальцами кружку с горячим чаем, чтобы ощущать тепло, глубоко вдыхает аромат чистого постельного белья, ищет в темноте ховонову руку, словно слепец изучает его ладонь.

Они делят вместе постель, и Ховон пытается отогреть холодные ноги Сончжона, переплетая их со своими, но кожа так не теплеет. По утрам Ховон гладит Сончжона по волосам, пока тот спит, и как можно тише собирается на работу, чтобы не разбудить его. Иногда Сончжон просыпается вместе с ним, но они очень редко разговаривают.

Сончжон почти не проявляет эмоций, Ховон проявляет понимание и такт, его Сончжон вернулся оттуда, откуда никогда не возвращаются. Ховон соврёт сам себе, если скажет, что не переживает, каждая свободная минута заполнена мыслями о том, что же будет дальше, и как ему следует себя вести с Сончжоном теперь. Сончжон совсем не похож на себя прежнего, он почти не разговаривает и почти ничего не ест, он может подолгу сидеть на одном месте, глядя в никуда, задумавшись о чём-то, чем никогда с ним не поделится, или стоять у окна, разглядывая улицу – и у него не затекают ноги и не устаёт тело.

«Помнишь ли ты, что с тобой случилось?», «Видишь ли ты сны?», «Что ты видел там?» - Ховону хочется задать столько вопросов, он понимает, что никогда не получит на них ответы, потому что так и не решится их задать.

Сончжон сидит на полу у его ног, пока Ховон смотрит вечерние новости, ему кажется, что Сончжону могло бы быть интересно, что происходит в мире сейчас, и что случилось, пока его не было, но взгляд Сончжона смотрит куда-то мимо экрана, Ховон не может даже представить себе, о чём он думает всё то время, пока молчит.

- Я так сильно тебя люблю, - произносит он, рассматривая Сончжона – его маленькую родинку на носу, которой любил касаться губами, и большие глаза, губы, которые больше не улыбаются, ему по-прежнему страшно, что Сончжон уйдёт, исчезнет – будто и не было, может он давно сошёл с ума, и его нет на самом деле, но страх немного отступает, когда Сончжон вновь ищет – и находит – его руку, и как холодны бы не были его пальцы, Ховон никогда не избегает этого скупого, короткого прикосновения.


-

Ховон видит кровь на сончжоновых губах, когда в один из вечеров возвращается домой раньше, чем обычно.

- Что случилось! – кричит он испуганно.

- Это не моя кровь... – просто произносит Сончжон.

- Что?.. Чья? – спрашивает Ховон – ему страшно, но голос удивительно спокоен.

Его кот, которого зовут просто Кот – которого он подобрал на улице всего три месяца назад, выхаживал и кормил, Кот, забота о котором стала его спасением после того, как ушёл Сончжон – лежит на полу со свёрнутой шеей.

- Зачем ты убил Кота, Сончжони? – говорит спокойно и ласково, как с ребёнком, если он будет говорить так, Сончжон не продолжит сходить с ума.

- Потому что я хотел есть! Потому что я ходячий труп! Потому, что я больше не смогу быть как раньше! – для Ховона нет ничего страшнее слёз Сончжона, потому что он никогда не плакал раньше, но теперь слёзы льются и льются, и Сончжон размазывает чужую кровь по своим губам, тогда Ховон берёт его за руку, тащит в ванную, смывает и кровь, и слёзы, набирая воды в ладони, обливаясь сам.

- Всё будет хорошо, - говорит Ховон – он почти не верит. – Если тебе будет нужно, я приведу ещё... – он запинается на полуслове и тогда Сончжон смеётся.


-

Сончжон больше не кажется ему нормальным.


-

Через два дня будет та некрасивая трёхцветная кошка из соседнего двора, а через неделю Ховон приведёт домой собаку.

Он больше не верит в то, что всё будет хорошо, кошка злобно шипит и в кровь расцарапывает ему руки, когда видит Сончжона – чувствует в нём хищника, в ушах всё ещё стоит болезненный собачий вой, это неправильно, ненормально, противоестественно, Сончжон осторожно облизывает его царапины, его Сончжон не должен это делать, его Сончжон нездоров, Сончжон сходит с ума.

Ховон любит его так сильно, что пока ещё готов бороться с этим жутким отвращением, он увозит труп собаки за город и хоронит его там, дома его рвёт, он включает воду, чтобы Сончжон не услышал.

...- Ты знаешь, что мне нужно, - говорит Сончжон однажды, его трясёт от жажды упоительно пахнущей крови и сырого горячего мяса.

- Не надо, Сончжон, ты можешь побороть это, - Ховон хочет поймать его холодную руку, и долго держать её, пока всё не станет как раньше, но Сончжон не позволяет ему приближаться.

- Ты не понимаешь! – кричит он. – Я убью тебя, если ты не приведёшь мне кого-нибудь другого!

От обычной еды его пальцы не становятся теплей, от обычной еды на его щеках не появляется румянец.

Все те бесхвостые, одноухие, хромые собаки и кошки, которых приводит Ховон в дом – только страшные и больные, потому, что Ховон жалеет красивых и здоровых, потому, что он пытается уверить себя в том, что так избавляет их от страданий – не способны утолить нечеловеческий голод. Ховон видит перед собой кого-то другого, не его Сончжона, не того, кого знал несколько лет назад, не того, кто вернулся к нему в ту ночь, грязный и беззащитный.

«Что мне делать?» - но спрашивать не у кого.

Крики Сончжона стоят у него в ушах - «Ты не можешь так со мной поступить, я умираю, я не хочу умирать, я хочу быть с тобой, пожалуйста, Ховон, пожалуйста!» - Ховон действительно не может заставлять его страдать, Ховон хочет снова держать его в своих руках, снова хочет чувствовать его тепло, и целовать его, как раньше, и смеяться с ним, обнимать его, он хочет оставаться человеком – вместе с Сончжоном.

Ховон никогда не посмеет причинить боль другим людям. Он готов приводить домой сколько угодно бездомных кошек и собак – только бы последние черты человечности не покидали и Сончжона.


-

Однажды ночью Ховон просыпается, чувствуя какое-то движение – Сончжон нависает над ним, и его глаза хищно горят в темноте.

Этот взгляд – последнее, что видит Ховон, страх и боль – последнее, что он чувствует.