К сожалению этот получился хуже, чем "Между" - я уж не говорю об отсутствии рейтинга. И это, блин, расстраивает меня. Мне ведь только-то и хотелось попробовать написать фик про Хою и Мёнсу, и чтобы там было и достаточно Хои, и достаточно Мёнсу, и чтобы они хотя бы немножко пострадали, потому что страдающий Мёнсу – это так прекрасно, а Хоя просто по-умолчанию кажется мне каким-то немного несчастным человеком.
И, боже мой, если кто-то это читает, пожалуйста, умоляю вас: Придумайте мне название Q_Q Всё совсем плохо - как всегда. У меня в голове всё крутилось "Love is pain" - но ужас как пошло это звучит, это ведь вам не прекрасная песня Шайни, а всего-то фик.
И, боже мой, если кто-то это читает, пожалуйста, умоляю вас: Придумайте мне название Q_Q Всё совсем плохо - как всегда. У меня в голове всё крутилось "Love is pain" - но ужас как пошло это звучит, это ведь вам не прекрасная песня Шайни, а всего-то фик.
Без названия
Автор: Фебус (БеллкаО)
Фандом: k-pop, Infinite
Пейринг: ХоСу (Хоя/Мёнсу)
Рейтинг: PG
Жанр: слэш, AU, ангст, романс
Предупреждение: ООС, странносте
Отказ от прав: не моё
Размер: 2 551 слово
Краткое содержание: однажды люди поняли, что больше не могут словесно выражать эмоции, а любить оказалось очень больно
От автора: будьте ко мне снисходительнее, пожалуйста
чарующему кадыку Мёнсу посвящается...
Хоя не умеет говорить комплименты, точно также как Мёнсу не умеет их принимать, у обоих никогда не возникало никакой нужды в подобных вещах – и это один из тех важных факторов, что, несомненно, позволял им уживаться до сих пор.
Возможно, именно благодаря этой особенности ни Хоя, ни Мёнсу первое время ничего не замечают. О произошедшем им сообщает Сонгю – и ему, по всей видимости, крайне неловко, потому он долго подбирает слова, прежде чем, наконец, обо всём рассказать.
- В общем, мы с Ухёном столкнулись с некоторой проблемой, - трагичным голосом сообщает он.
Хоя оборачивается, чтобы увидеть, как Мёнсу с застывшим взглядом лениво переключает каналы. Он думает, что личная жизнь хёна вряд ли скучнее типичных телепередач, но Мёнсу всегда предпочитал услышать всё лично от Хои, в трёх-четырёх коротких точных предложениях, чем долго и нудно слушать самому, именно поэтому, только распознав голос хёна, сразу отдаёт трубку.
- Мы больше не можем говорить друг другу... всякие приятные вещи.
Хоя позволяет себе улыбнуться, прежде чем переспросить.
- Мы больше не можем говорить друг другу комплименты, блин! – голос Сонгю звучит несколько раздражённо и Хоя думает, что хёна всегда было легко вывести из себя, и жизнь с Ухёном для него, в некоторой степени, ад, и как же хорошо, что... – И вообще разные хорошие слова, - прерывает его размышления Сонгю. – Самое странное, что даже когда я сильно на него злюсь, то тоже не могу выговорить ни слова!
- Может быть, ваши отношения просто перешли на новый уровень? – вежливо интересуется Хоя и краем глаза замечает, как Мёнсу заинтересованно оборачивается на его вопрос.
- Нет! Слова просто застревают в горле! Не знаю, что происходит. Дело в том, что такое не только с нами. Я звоню потому, что хотел узнать – вот у тебя с Мёнсу...
- Мы, вообще-то, не вместе, - прерывает речь Сонгю Хоя.
- А... Ну да, - откликаются в трубке.
- Просто снимаем вместе квартиру.
- Вечно забываю... И что, никаких проблем в общении?
- Да мы, в общем-то, почти не общаемся, - Хоя поворачивает голову, ловит на себе взгляд Мёнсу и тут же отворачивается.
Спиной чувствует, как тот продолжает смотреть. В трубке понимающе мычат.
- Ладно. Слушай. Я прекрасно понимаю, что это странно. Но мы с Ухёном точно не одни такие. Ты сам попробуй, ради эксперимента. Скажи Мёнсу что-нибудь... приятное?
- И кем я, интересно, буду выглядеть в его глазах после этого?
- Да никак не будешь выглядеть, можно подумать, Мёнсу не по фиг. И у тебя всё равно ничего не получится, в этом-то и прикол! – возмущаются на том конце провода. – Всё, мне пора, там что-то опять с Ухёном. Позже, может, перезвоню.
- Ага, пока, - вяло отвечает Хоя и кладёт трубку.
- Проблемы? – спрашивает Мёнсу – не то, чтобы он выглядел действительно заинтересованным, но.
- Какая-то странная фигня с выражением эмоций, толком не понял, - пожимает Хоя плечами.
Осматривает Мёнсу с ног до головы.
- Симпатичная футболка, - говорит Хоя. – Новая?
- Чё?
- Ничего, - качает он головой. – Сонгю дурак. Наслушался Ухёна и идиотничает.
Мёнсу снова переключает канал и выглядит достаточно заинтересованным для того, чтобы и дальше следить за тем, как самка богомола пожирает голову своего самца.
Хоя думает, что, даже если бы люди действительно разучились говорить друг другу комплименты, на их жизни это бы никак не отразилось.
Их привычный быт и правда нерушим. Сонгю так больше и не перезванивает, на работе никто ничего не рассказывает, новости они не смотрят. Они делят между собой домашние обязанности по неделям – наступает очередь Мёнсу, а значит, дома снова будет бардак, зато Хоя целых семь дней будет нормально питаться.
Между ними действительно ничего нет, но каждый раз, когда Хоя смотрит на Мёнсу, то думает о том, что не влюбиться в него мог разве что только Сонгю, и то, лишь потому, что в своё время рядом с ним оказался Ухён. Хоя и вправду считает Мёнсу привлекательным, настолько, что становится немного обидно за себя самого – вроде не урод, но чужая красота полностью затмевает все его достоинства. Таких симпатичных людей стоило бы запретить законом, считает Хоя, но любуется, исподтишка наблюдая за соседом. Он запирает эти чувства где-то глубоко внутри себя, потому, что ему совсем не нужны проблемы с пониманием, ведь у них итак слишком мало общего.
Мёнсу выглядит так, словно пришёл совсем не из этого мира, такой отстранённый, сам себе на уме парень – Хоя знает, что у него нет и не будет ни единого шанса привлечь его внимание, но зато он живёт с ним под одной крышей, и он удостаивается чести видеть Мёнсу любым, иногда это прекрасный шанс избавиться от захватившего его очарования, но даже так, в любом виде, в любой ситуации, этот человек выглядит невероятно привлекательным – уникальная способность, которая достаётся одному человеку из тысячи. Хоя честно думает, что ему повезло быть рядом, он не привык жаловаться на жизнь, он привык быть одиноким.
Ни он, ни его сосед и вправду ничего не знают о том, что происходит с людьми, и проблема с выражением чувств не существует для них до тех пор, пока Мёнсу не готовит им на обед потрясающе вкусную пасту, а Хоя не может найти слов, чтобы описать, как ему понравилось. Он открывает рот, но язык отказывается слушаться, и Хоя беспомощно смотрит на Мёнсу, ждущего комплимента. Похвалить очередное блюдо – единственная возможность Хои сказать Мёнсу что-то приятное, но теперь он лишён и её, это расстраивает так сильно, как ничто другое не было способно расстроить.
- Ты что, реально ничего не можешь сказать? – спрашивает его Мёнсу.
Хоя кивает.
- Круто! – радуется Мёнсу. – Вот прикинь, оно такое вкусное, что ты даже слов не можешь найти. Спасибо, что ли?
Хоя робко улыбается и думает о том, что, наверное, ничто на свете не способно задеть Мёнсу. Но то, что произошло, пугает самого Хою, и он представляет, как кто-то другой, в эту же самую секунду, не может признаться в своих чувствах любимому человеку - в сравнении с этим его проблема выглядит абсолютно жалкой.
Мёнсу понимает, что проблема серьёзнее, чем он думал, когда не может поговорить по телефону с собственной матерью.
Хоя никогда прежде не видел его плачущим, или просто расстроенным – сейчас он смотрит как трясутся от частых всхлипов плечи отвернувшегося от него Мёнсу. Хоя прекрасно знает, что тот не позволит ему произнести ни единого слова утешения – хотя Хоя бы просто не нашёл нужных слов, знает, как стыдно быть застигнутым врасплох, и потому просто выходит из комнаты и идёт на кухню.
В ту самую секунду, как он слышит плач Мёнсу, его сердце пронзает резкая одномоментная боль – она утихает почти сразу же, она не настолько сильная, чтобы начинать беспокоиться об этом, и Хою куда больше волнует плачущий в другой комнате юноша, и вся эта чертовщина с чувствами давит на него всю сильнее.
- В конце концов, она ведь в порядке, она жива и здорова, я просто не мог сказать ей ничего, ведь это же мама, я люблю её, это нормально, что со мной произошло такое, и... - Мёнсу быстрым шагом заходит на кухню, скороговоркой пытается объясниться, но от чувств, переполнивших его, речь снова пропадает – это как-будто кто-то нажал на "стоп", или выключил звук, или оборвал провода – он резко замолкает и отчаянно пытается сказать ещё что-то, а в итоге только бесполезно шевелит губами, раскрывает и закрывает рот, как выброшенная на берег рыба – глупо, странно, но всё равно такой прекрасный, с покрасневшими глазами, с мокрыми от слёз щеками, и губы у него, наверное, солёные, и Мёнсу никак не может взять себя в руки, плачет.
Хоя не умеет утешать – также, как и делать комплименты, также, как и нормально готовить, также, как и признаваться другим в своих чувствах, как и невероятно много всего другого не умеет и никогда не научится, но Хоя умеет быть верным, молчаливым и терпеливым другом и собеседником, его объятия крепки и сильны, Мёнсу бьётся в них, а потом, наконец, затихает.
Хоя не спешит признаваться себе в том, что после прикосновений к Мёнсу у него снова разболелось сердце, что стало ломить руки – так не бывает, этого не может быть, повторяет он себе.
...Волосы Мёнсу такие мягкие и так приятно пахнут.
Все последующие дни бесцветны, кажется, что они наполнены лишь серостью, не обещают ничего хорошего и на всех давит чувство безысходности. Люди приняли, наконец, невероятный факт – от любви теперь не стоит ждать ничего хорошего. Дружба, привязанность и крепкие чувства не принесут ничего, кроме боли.
Хоя ходит словно потерянный во времени и пространстве, никак не может привыкнуть ни к тому, что может онеметь, ни к странному ощущению, словно заболеваешь, а может он уже нездоров, с того момента, как узнал Мёнсу, и тянущая боль при мыслях о нём не заставляет себя ждать. Одна из его коллег постоянно ходит с заплаканными глазами, он краем уха слышит душераздирающие истории о том, как матери не могут дотронуться до своих детей, без особого труда узнает в толпе пары – они напряжены и в глазах у них отчаяние, и эти люди даже боятся взяться за руки, потому что прикасаться друг к другу даже больнее, чем можно себе представить. Провожая взглядом несчастных незнакомцев, Хоя ловит себя на мысли о том таком желанном, что, быть может, никогда уже не произойдёт.
Хоя лелеет несбыточные мечты, в которых Мёнсу, не кажется ему холодным, неприкасаемым и недоступным, хотя он всё ещё такой привычный, странный, вечно сонный Мёнсу, и здесь, в его мыслях, они оба больше не сами по себе. Мёнсу засыпает, положив голову Хое на колени, Мёнсу ласково, а может, даже смущённо улыбается, задерживая на Хое взгляд дольше, чем обычно, Хоя может позволить себе целовать его губы сколько захочет. При мыслях о Мёнсу, и о своей сдержанности – будь она проклята, и обо всех упущенных возможностях, и о его губах, и руках, и пронзительном взгляде, начинает болеть всё его тело. Это неприятное чувство начинается с покалывания в самых кончиках пальцев и заканчивается болью в сердце – такой, словно кто-то сжимает его ладонью, давит. Хоя ещё не до конца уверен, считается ли это нормальным в сложившейся ситуации, и жить рядом с Мёнсу теперь даже опасно и всякий раз, случайно дотронувшись до него, у Хои болят руки – это похоже на ожог, а иногда это как-будто порез, когда рана заживает медленно, а ты сковыриваешь коросту неожиданно резко и беспощадно.
Смотреть на Мёнсу больно, думать о Мёнсу больно, сердце колотится бешено, ноет в груди и это никак не унять, если только не попытаешься отвлечь себя чем-то другим. Хоя пробует читать книги, хотя никогда не любил читать, он слушает расслабляющую музыку и считает от ста до единицы.
Мёнсу и сам выглядит не лучше, Хоя замечает это моментально.
- Сердце шалит, - отмахивается от вопросов скрытный, спрятавшийся от всего мира Мёнсу, он лежит на диване в позе зародыша, полагая, что так почувствует себя лучше.
Хое хочется хлопнуть Мёнсу по спине – так, ободряюще, но оба голодны, и очередь готовить – Хои, а с больными руками не особо расстараешься. Хоя режет овощи механически, даже не глядя на доску, притворяясь роботом, пытаясь не думать, отчего у Мёнсу может болеть сердце. Оттого, что любит кого-то, как же иначе (давно ли)? Красивая ли она, может быть, это и не она вовсе? Также ли, как Мёнсу мучается теперь от боли и тоски? Хоя так понимает их обоих, но ему-то в сто раз хуже, и Мёнсу рядом, так близко, а он даже не может лишний раз похвалить его за великолепный ужин, и подумать о нём без боли не может, да ему даже говорить с ним так больно, и нет, наверное, другого выхода, кроме как сбежать от него, разъехаться, найти себе квартиру в другом конце города, не звонить, не вспоминать...
- Я не могу больше жить с тобой, понимаешь, наверное, почему, - честно признаётся он Мёнсу однажды. – Ты убьёшь меня когда-нибудь, - и тупая боль в сердце отдаётся по всему телу, когда Мёнсу хватает его за грудки так неожиданно сильно, и вжимает прямо в стену, а глаза его смотрят так жёстко и зло – прячет ли он слёзы или отчаяние за этой злостью?
- Сбежать решил? – шепчет он. – А я тут мучайся один? – прямо Хое в губы, а на большее его и не хватает, они оба теперь немы, и этот поцелуй самый болезненный, самый неприятный в его жизни, но когда-то давно Хоя ни о чём другом не мог и мечтать, а ещё ему кажется, что губы его кровят, и итак больная спина словно раздирается о стену – но Хоя готов терпеть, даже если сердце после этого остановится – оно стоит того.
Мёнсу резко прерывает поцелуй – не хватает ни воздуха, ни выдержки, его дыхание прерывисто и не может восстановиться. Он оседает на пол, хватаясь за Хою так, словно он – его последняя надежда на выживание. Он всё порывается что-то сказать, Хое кажется, что это может быть нечто вроде: "Я люблю тебя", равно как и может оказаться: "Я так сильно ненавижу тебя" - и в их случае ничего более равнозначного и быть не может. Хоя сползает по стене, и Мёнсу жмётся к его ногам, морщась от испытываемых нездоровых ощущений, Хое самому до ужаса больно, но он не думает о себе, ему хочется попросить: "Не мучай себя сегодня больше, достаточно боли на сегодня", но так и не может произнести ни слова.
...Однажды автоматические двери супермаркета неподалёку от их дома (пройти прямо, свернуть налево, увидеть ярко-голубую вывеску) заклинивает, и Хоя, оставшийся на улице, видит в замешательстве остановившегося по ту сторону стекла Мёнсу, с пакетом в одной руке и телефоном в другой. Через пару секунд Мёнсу аккуратно ставит пакет на скользкий кафельный пол, подходит к стеклу и кладёт на него ладонь – Хоя с обратной стороны делает также. В последнее время прикасаться к друг другу стало совсем невозможным и это единственный за долгую пору случай, неожиданно позволивший им соединить руки. Хое кажется, будто толстое стекло нагрелось под их пальцами, тело привычно ломит, но он знает, что не отнимет ладонь до тех пор, пока двери не заработают снова. Даже если умрёт.
Ему хочется сказать так много, а он не может даже разомкнуть рта для того, чтобы Мёнсу смог прочитать это по его губам. Слова крутятся в голове, как замкнутая в бесконечность плёнка, отдаваясь болью в висках и заставляя слезиться глаза, слова застревают в горле и оседают на языке – я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я так сильно люблю тебя – цепочка слов вертится и вертится, а он абсолютно ничего не может, жалкий, и больной, и любящий. Мёнсу смотрит неотрывно, не трудясь взглянуть на экран, набирает что-то в телефоне негнущимися пальцами, ему невыносимо жарко. Мёнсу отправляет Хое смс, так просто и легко, технологии когда-нибудь убьют нас – технологии всегда спасут нас, "ненавижу любить тебя тяжело но потерплю" - с маленькой буквы, без знаков препинания, от всего сердца спешит сообщить ему Мёнсу.
Двери универмага, наконец, раскрываются, возмущённая толпа подхватывает и выносит Мёнсу за собой на улицу. Оказавшись лицом к лицу с Хоей, он только вздыхает, его губы пересохли и покрылись белёсой корочкой, а Хоя отбирает у него пакет с продуктами, чтобы отнести домой.
И эта любовь убивает их обоих медленно, но неотвратимо, рядом друг с другом больно, но поодиночке ничуть не легче. Хоя размышляет иногда – прекратится этот кошмар когда-нибудь или станет ещё хуже? Он не знает ничего, он так боится за Мёнсу, он звонит Сонгю и слушает, как тот жалуется на то, что "от "любовной боли" не лечат никакие таблетки, ну, может, анальгин иногда ненадолго помогает, и сильные болеутоляющие, а они ведь только по рецепту" - а болит всё и всегда, и он даже горд, что его друзья отважны настолько, чтобы продолжать любить друг друга.
Это ненормальное, мазохистское удовольствие – любить кого-то так сильно, это садизм – знать, позволять до боли любить себя. Но когда Мёнсу прикасается к нему, пусть даже кончиками пальцев, пусть проводя по воздуху в миллиметре от кожи, когда сам позволяет до себя дотрагиваться – именно и только тогда Хоя и уверен, что они поступают правильно. Что выход будет.
02-04.03.2012